Богиня света - Страница 76

— Так посещение бань действительно стало чем-то вроде проявления общественной активности? — спросила она, усердно жуя форель.

Аполлон кивнул.

— Да, не смотрите на это как на простое купание. Купальный комплекс включал в себя и залы для спортивных упражнений, и массажистов, парикмахеров, рестораны, магазины и библиотеки. Это было место встреч; там можно было узнать все городские новости. Чуть в стороне находились и кабинеты, где обсуждали дела, о которых не следовало знать посторонним. Говорят, что даже сами боги нередко заглядывали в римские бани, чтобы услышать последние сплетни.

— Ха! Может, и заговорщики, убившие Цезаря, тоже собирались в римских банях? — спросил Эдди.

Артемида фыркнула.

— Цезарь! Одной из множества его ошибок было то, что он провозгласил себя богом. Ему следовало послушаться жену. Кальпурния его предостерегала. Рим слишком часто игнорировал голоса женщин, — сердито закончила она.

Глаза Эдди широко распахнулись.

— Я понял, милая! Я размышлял об этом с того самого момента, как увидел тебя. Что-то было не так... не совсем правильно, и теперь я понял, в чем дело! Никакая ты не Диана, но только теперь я знаю твое настоящее имя.

Артемида вскинула золотистые брови и отщипнула немножко от второй порции форели.

— Вот как?

— Да! Ты слишком огненное существо, чтобы быть бледной, неземной Дианой. Ты — пламя и искры, это совсем не похоже на свет полной луны. В тебе скрывается природа охотницы. Завтра мы выбросим к черту ту глупую вазу, которую ты держала сегодня, и заменим ее луком и колчаном со стрелами. Кротость Дианы нам не нужна, вместо нее появится богиня Артемида!

Памела подавилась, и официант поспешно подал ей стакан воды. Откашливаясь, она осторожно бросила удивленный взгляд на Аполлона, но Эдди еще не все сказал. Он прижал руку к сердцу и низким, гулким баритоном начал речитатив, то возвышая голос, то гудя почти басом:

Я воспеваю золотое копье Артемиды,

любящей шум охоты,

Пускающей в оленей дождь стрел.

Она наслаждается погоней,

Когда натягивает тетиву своего лука,

чтобы выпустить смертоносную стрелу.

У нее сильное сердце; она скитается по лесам,

убивая множество диких тварей.

Когда Эдди запел, Артемида перестала жевать. Богиня уставилась на него с откровенным изумлением. Большой человек помолчал немного, потом махнул рукой негромко игравшим музыкантам. Они умолкли, но когда Эдди снова запел, арфистка подхватила мелодию его песни, и волшебные звуки живых струн стали сопровождать певца.

Но когда пускающая стрелы богиня насладится

охотой

И опустит свой туго натянутый лук, она

отправляется в огромный дом своего брата,

Фебуса-Аполлона, в сияющие славой Дельфы...

Эдди кивком указал на Аполлона, и тот царственно вскинул голову, признавая истинность произнесенных слов.

...чтобы насладиться прекрасным танцем муз и

граций.

Там она вешает на стену свой упругий лук и

стрелы

И надевает изысканные драгоценности, чтобы

вести танец.

Божественные звуки раздаются там,

Когда музы начинают петь о рождении

прекрасных близнецов,

Кто выше всех богов в своих делах и мудрости.

Привет, о дочь Зевса и златовласой Лето!

Я буду восхвалять тебя и помнить...

Голос Эдди задержался на последней ноте, а арфистка в это время сымпровизировала нечто фантастическое. А потом все умолкли, и ночь стала невероятно тихой. Памела перевела взгляд с Эдди на Артемиду. И застыла от изумления. Она увидела, что необычайно голубые глаза Артемиды наполнились слезами. А потом богиня наклонилась и одарила Эдди долгим поцелуем.

— Ты знаешь гимны Гомера... — прошептала богиня.

— Я знаю гимны Гомера, — торжественно ответил Эдди.

— Ты удивил меня, Эдди.

Богиня улыбнулась с искренним восторгом, и у Памелы перехватило дыхание от ее красоты.

— Брат, — сказала Артемида, не отводя глаз от Эдди, — я хочу вознаградить нашего хозяина за его острую наблюдательность. Можешь ты сыграть для меня?

— Разумеется, — ответил Аполлон. — Но у меня нет инструмента.

Громкий голос Эдди прогудел на всю террасу.

— На сегодня с нас довольно музыки. Можете идти, — сказал он, обращаясь к музыкантам. — Но оставьте здесь инструменты. Мой помощник проследит, чтобы вам их вернули завтра.

Три женщины быстро и тихо покинули террасу, а Памела подумала, сколько же им заплатил Эдди, если они вот так, не моргнув глазом, оставили свои инструменты.

Аполлон занял освободившееся место арфистки и положил руки на инструмент, ничем не выдав своего волнения. В конце концов, он бог музыки. Бесчисленные столетия арфисты поклонялись ему и воспевали хвалы. Музы почитали его. С того самого дня, как он уговорил юного Гермеса подарить ему самую первую лиру, известную человечеству, он наполнил силой бессмертного этот инструмент. Для него играть — то же самое, что дышать, что пить вино — это всегда с ним. Но сегодня он не был бессмертным Аполлоном. Он был просто мужчиной. Да, он знал ноты. И ощущение арфы было знакомым. Но все равно он очень волновался. Что, если дар исчез вместе с силой? Что, если он возьмет неверную ноту? Или, того хуже, сыграет правильно, но так плохо, что это будет звучать как ошибка?

Он посмотрел на сестру. Артемида встала и грациозно отошла от стола, чтобы у нее было пространство для танца. Взгляд Эдди не отрывался от ее лица. Аполлон прижал руку к туго натянутым струнам. Он понимал, как чувствует себя сейчас писатель. Бог света неохотно перевел взгляд на Памелу. Она пристально смотрела на него, без сомнения ожидая услышать нечто блистательное, что должен сыграть бог света. И в это мгновение ему искренне захотелось обладать бессмертной силой — или же действительно стать смертным по имени Фебус. Он вдруг отчаянно пожелал быть или тем или другим, но кем-то одним. Застрять между двумя мирами — это примерно то же самое, что очутиться на поле битвы с одним лишь воспоминанием об оружии.